Право – динамичная система, находящаяся в постоянном движении и развитии. Сегодня все чаще возникают вопросы, связанные с институтом исковой давности, а также добросовестностью приобретения права.
Возросло количество обращений в суды с требованием об изъятии имущества в пользу государства. Основанием подобных исков является факт незаконности отчуждения имущества из государственной в частную собственность. Спорные активы передавались много лет назад, а также успели сменить несколько собственников.
В связи с этим возникает вопрос о порядке применения института исковой давности в делах, связанных с истребованием имущества у частных собственников, не нарушавших нормы антикоррупционного законодательства и не имевших отношения к отчуждению имущества из государственной собственности первыми приобретателями. В обоснование исковых требований используется тот факт, что иски направлены не на защиту субъективного имущественного права, а на защиту личных неимущественных прав и других нематериальных благ неопределенного круга лиц, на которые не распространяется исковая давность в силу абз. 2 ст. 208 ГК РФ.
Какова степень защиты прав добросовестных покупателей спорного имущества, кто компенсирует их ущерб? Как таким собственникам подтвердить свою добросовестность?
Чтобы попытаться разобраться в данных вопросах, мы обратились к известному российскому цивилисту, доктору юридических наук, профессору, заслуженному деятелю науки Российской Федерации, заместителю председателя Совета при Президенте Российской Федерации по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства, заведующему кафедрой гражданского права юридического факультета МГУ имени Михаила Васильевича Ломоносова, лауреату Высшей юридической премии «Юрист года» Евгению Алексеевичу Суханову.
Ранее мы уже выкладывали интервью с Евгением Алексеевичем на данную тему.
Об изъятии у частных лиц по искам прокуратуры, основанным на нормах антикоррупционного законодательства, недвижимого и движимого имущества, в том числе отчужденного государством в порядке его приватизации в конце 90-x – начале 2000-x годов.
1. В такого рода спорах необходимо четко различать:
во-первых, юридические основания требований об изъятии имущества:
а) в связи с нарушением антикоррупционного законодательства и
б) в связи с нарушением законодательства о приватизации;
во-вторых, уголовно-правовые (публично-правовые) и гражданско-правовые (частноправовые) отношения.
Квалификация действий должностных и иных лиц как преступных (незаконных), в том числе коррупционных, и применение к таким лицам соответствующих мер наказания, в том числе конфискации, – вопросы уголовного, а не гражданского права. Поэтому конфискация имущества – мера публично-правовая (уголовная или административная) и упоминание о ней в гражданском законодательстве не делает ее частноправовой, представляя собой дань традиции советского времени, когда норма о конфискации была включена в гражданский закон (не случайно в ст. 243 ГК РФ содержатся правила исключительно отсылочного характера).
Поскольку не все способы прекращения права собственности в форме принудительного изъятия вещи у собственника (п. 2 ст. 235 ГК РФ) носят гражданско-правовой характер (в частности, конфискация и реквизиция имущества являются публично-правовыми мерами), стоит напомнить, что в гражданском (частном) праве требования об изъятии имущества у собственника заявляются либо в порядке виндикации (ст. 301 ГК РФ), либо в порядке реституции владения как последствия недействительности сделки (п. 2 ст. 167 ГК РФ).
Стоит также напомнить о том, что «сделками» по смыслу ст. 153 ГК РФ являются правомерные действия (в этом случае становящиеся предметом гражданско-правового регулирования), а не взятки и подкуп должностных лиц, хищения бюджетных средств и т.п. правонарушения, составляющие предмет уголовно-правового (т.е. публично-правового) регулирования. Применять к связанным с ними отношениям нормы гражданского права в соответствии с п. 3 ст. 2 ГК РФ можно только по специальному указанию закона (что, например, имеет место в налоговом законодательстве). Например, купля-продажа (скупка и сбыт) заведомо краденого имущества – это не договор купли-продажи, поэтому абсурдным было бы требование «покупателя» (скупщика) к вору о применении мер гражданско-правовой ответственности за продажу вещи ненадлежащего качества. Это же относится и к предмету доказывания в соответствующих спорах – если речь идет о преступлениях или правонарушениях в форме «сделок», то применяться должны уголовно-правовые (публично-правовые), а не гражданско-правовые презумпции.
В связи с этим конфискация имущества по решению суда в порядке применения антикоррупционного законодательства (подп. 8 п. 2 ст. 235 ГК РФ), производимая при установлении судом отсутствия доказательств его приобретения на законные доходы, не относится к предмету гражданского законодательства (п. 1 ст. 2 ГК РФ). Она представляет собой последствие соответствующего уголовного или административного правонарушения, применение которого регулируется нормами уголовного или административного законодательства (включая правила о давности привлечения лица к соответствующей ответственности), а гражданское законодательство (включая нормы об исковой давности) на такие отношения не распространяется. Ведь к публично-правовым, в том числе имущественным, отношениям нормы гражданского права (в том числе об исковой давности) не применимы, если иное прямо, специально не предусмотрено законом (п. 3 ст. 2 ГК РФ).
Поэтому для требований об изъятии имущества, основанных на антикоррупционном законодательстве, не подходят гражданско-правовые сроки исковой давности, поскольку по своей юридической природе такие требования относятся не к гражданскому, а к публичному праву. Нужны ли в публичном праве давностные сроки и какие именно, об этом должны судить специалисты в этих областях и законодатель.
2. Что касается приватизации государственного имущества, то, как бы к ней не относиться с политической и с экономической точек зрения, юридически она представляет собой одно из законных оснований приобретения права собственности на соответствующее имущество, прямо указанное в законе (абз. 2 п. 2 ст. 235 ГК РФ). Поэтому о незаконности сделок приватизации может свидетельствовать лишь установленное судом нарушение правил законодательства о приватизации, а не само по себе приобретение имущества в порядке приватизации.
Поскольку государство (публично-правовое образование) в качестве собственника имущества и участника гражданско-правовых отношений выступает в этих отношениях на равных началах с другими их участниками (п. 1 ст. 124 ГК РФ), оно может и должно использовать те же средства защиты своих прав и интересов, что и частные лица.
С этой точки зрения требование о возврате имущества, отчужденного публичным собственником в порядке приватизации, может им предъявляться к его фактическому (хотя бы и добросовестному, но остающемуся незаконным) владельцу (причем не обязательно первоначальному приобретателю) в порядке виндикационного иска (по аналогии с исками о возврате незаконно отчужденного жилого помещения или угнанного автомобиля). Такова позиция и Конституционного Суда РФ (п. 3.1 широко известного Постановления от 21 апреля 2003 г. № 6-П по делу о проверке конституционности пп. 1 и 2 ст. 167 ГК РФ в связи с жалобами ряда граждан), и сложившейся судебной практики (абз. 2 п. 34 Постановления Пленумов Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ от 29 апреля 2010 г. № 10/22 о защите вещных прав).
Разумеется, если приватизированное имущество осталось во владении первоначального приобретателя, его возврат публичному собственнику-отчуждателю допустим не в порядке удовлетворения его виндикационного требования, а в порядке реституции владения как последствия признания сделки приватизации недействительной на основании ст. 168 ГК РФ (нарушение законодательства о приватизации). На требования о применении последствий недействительной сделки (п. 2 ст. 167 ГК РФ) распространяется действие сроков исковой давности, специально установленных ст. 181 ГК РФ.
На требования о виндикации имущества из чужого незаконного владения российское гражданское законодательство традиционно распространяет действие исковой давности (не упоминая его в ст. 208 ГК РФ). В отечественной цивилистической доктрине можно встретить критику этого положения и предложения об исключении исковой давности для требований о виндикации, но пока все они не соответствуют действующему законодательству.
Предмет доказывания по таким искам прямо определен пп. 36 и 37 названного постановления Пленумов № 10/22: истец («невладеющий собственник») должен доказать свое право собственности (юридический титул) на имущество (вещь), а ответчик – возмездность его приобретения и свою добросовестность, т.е. то обстоятельство, что он не знал и не должен был знать об отсутствии отчуждателя вещи права на ее отчуждение.
Следует особо подчеркнуть, что речь при этом идет не об «объективной добросовестности» (п. 3 ст. 1 ГК РФ) в смысле соответствия поведения лица в конкретной ситуации объективным (общепризнанным) стандартам поведения, а о «субъективной добросовестности» в смысле извинительного незнания о каких-либо юридически значимых фактах (п. 1 ст. 302 ГК РФ), которая с объективной добросовестностью никак не связана (ибо не знать о каких-либо важных фактах в конкретной ситуации может и недобросовестное лицо, например мошенник). Поэтому «добросовестный покупатель» или приобретатель вещи – это не синоним добропорядочного и честного гражданина, а лицо, добросовестно заблуждавшееся в статусе своего контрагента-продавца (не знало и не могло знать, что продавец не является собственником вещи), и не более того.
3. Следует также обратить внимание на споры о возврате недвижимых вещей, возникновение и переход права собственности на которые связан с обязательной государственной регистрацией. Если фактический владелец недвижимости приобрел ее у «реестрового владельца», он не может считаться недобросовестным, ибо его право опирается на запись в реестре (хотя судебная практика, не доверяя госреестру, в прямом противоречии с законом (абз. 3 п. 6 ст. 8.1. ГК РФ) не считает запись о праве собственности отчуждателя недвижимости бесспорным доказательством добросовестности ее приобретателя – абз. 2 п. 38 постановления Пленумов № 10/22).
Напротив, лицо, предполагающее себя собственником вещи (в том числе государство), не будучи указано таковым в государственном реестре на момент предъявления иска, должно оспаривать соответствующую запись путем предъявления иска о признании права (как считает сложившаяся судебная практика, одновременно с предъявлением виндикационного иска). Из ст. 208 ГК РФ следует, что такой иск подвержен действию исковой давности.
4. Для возврата неправомерно отчужденных бездокументарных акций п. 3 ст. 65.2 ГК РФ (введен Федеральным законом от 5 мая 2014 г. № 99-ФЗ) предусмотрена не виндикация (предметом которой может быть только индивидуально определенная вещь, а не закрепленные в электронном виде имущественные права), а особый способ защиты в виде «восстановления корпоративного контроля» (поскольку сам по себе возврат таких акций обычно не может полностью восстановить права и интересы их законного владельца, утраченные или изменившиеся за время их использования фактическим владельцем). Однако и этот способ защиты, подобно виндикационному иску, подлежит действию общих сроков исковой давности (ст. 208 ГК РФ).
5. Изъятие имущества в порядке реституции владения возможно как результат недействительной сделки, в том числе нарушающей требования закона или иного правового акта (ст. 168 ГК РФ). Но такая сделка теперь, во-первых, является оспоримой, а не ничтожной (как предусматривалось первоначальной редакцией ст. 168 ГК РФ 1994 г.), а во-вторых, влечет последствия в виде двусторонней реституции, а не конфискации (ст. 168 ГК РФ в редакции Федерального закона от 7 мая 2013 г. № 100-ФЗ).
Антисоциальные сделки (ст. 169 ГК РФ) в советском гражданском праве именовались «сделками, совершенными с целью, противной интересам государства и общества» (ст. 49 ГК РСФСР 1964 г.), и предусматривали конфискационные последствия еще в первоначальной редакции ГК РФ 1994 г. Однако в ходе реформы ГК РФ 2013-2014 гг. законодатель принципиально отказался от этого последствия как от не свойственных частноправовому регулированию. В качестве основного последствия их совершения сохранилась ничтожность (и неоспоримость), но конфискация стала возможной лишь при наличии прямого указания об этом в специальном законе, например в антикоррупционном, а также при доказанности умысла сторон сделки на ее совершение.
Но в любом случае на требования о применении последствий недействительности сделки распространяются правила об исковой давности, предусмотренные ст. 181 ГК РФ. Это относится как к сделкам, не соответствующим закону (ст. 168 ГК РФ), так и к антисоциальным сделкам (ст. 169 ГК РФ), которые в правоприменительной практике иногда неосновательно смешиваются (на что обращено внимание в пп. 73–75 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 г. № 25 о применении Раздела I части первой ГК РФ, причем в п. 74 названного постановления специально раскрывается понятие публичного интереса, позволяющее разграничивать случаи применения ст. 168 и 169 ГК РФ).
6. В этой связи наряду с требованиями об изъятии имущества у его собственников и иных владельцев стоит также обратить внимание на институт приобретательной давности (ст. 234 ГК РФ), который служит защите интересов фактических (беститульных), но добросовестных владельцев. Не имея юридического титула, но открыто, добросовестно и непрерывно провладев соответствующей вещью в качестве ее собственника в течение 5 лет (для движимости) или 15 лет (для недвижимости), такой владелец приобретает на нее законное право собственности (для недвижимости необходима также госрегистрация права на основании судебного решения, подтверждающего факт такого владения).
При этом до приобретения права собственности указанный владелец вещи может защищаться против любых третьих лиц, не являющихся ее собственниками (включая и публично-правовые образования), теми же исками, что и собственник (п. 2 ст. 234 ГК РФ).
В советское время имущество, не имеющее законного собственника (титульного владельца), поступало в собственность государства (ст. 143 ГК РСФСР 1964 г.). Но с момента вступления в силу союзного и российского законов о собственности 1990 г. эта привилегия государства, ставшего равноправным субъектом гражданских правоотношений, им утрачена.
В интересах стабильности гражданского оборота законодательство всех развитых правопорядков защищает владение имуществом, не только опирающееся на какой-либо правовой титул, но и фактическое (беститульное). Более того, еще проектом Гражданского уложения Российской империи предлагалось установить приобретательную давность даже для недобросовестного владения (правда, вдвое – до 30 лет – увеличив ее продолжительность для такого владения).
Как писал И.А. Покровский в своей знаменитой книге «Основные проблемы гражданского права», «со времен римского права во всяком культурном законодательстве мы встречаем прочно установившийся принцип охраны владения … Всякий фактический владелец вещи может требовать от суда и властей защиты своего владения и притом не на том основании, что он имеет право на это владение, а просто на том, что он владеет или владел. Защиты своего владения может требовать не только владелец законный (собственник и т.д.), но и владелец явно неправомерный – тот, кто силой захватил чужое поле или кто тайно похитил чужую вещь. Конечно, если такое владение нарушает чьи-либо права, лица заинтересованные могут требовать восстановления этих прав судом. Но именно по отношению к этим (неправомерным) владельцам принцип уважения к человеческой личности подвергается наибольшему искушению, и потому охрана даже этих владельцев является его наивысшим торжеством». По его словам, защиты фактического владения «требует растущее уважение к человеческой личности, этого требует истинно культурный строй отношений между людьми».
К сожалению, отечественное право с советского времени не признавало владельческой защиты, которая противоречит примату государственной (публичной) собственности. Ее формальное восстановление последовало лишь в упомянутых законах о собственности 1990 г. и в Основах гражданского законодательства 1991 г., а затем – в ст. 234 действующего ГК РФ 1994 г., а его развитое регулирование (как и в целом обновленная редакция Раздела II ГК РФ, посвященного вещному праву) были предложены нашему законодателю и приняты в первом чтении Государственной Думой РФ еще в апреле 2012 г. в составе законопроекта о новой редакции Части первой ГК РФ.
В основу этого законопроекта были положены соответствующие разделы Концепции развития гражданского законодательства РФ 2009 г., разработанной рабочей группой Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства. В декабре 2019 г. рабочей группой названного совета была разработана обновленная редакция законопроекта, подготовленная ко второму чтению и содержащая развернутые положения как о владельческой защите, так и о праве собственности и других вещных правах в целом. Однако за прошедшее пятилетие этот проект практически остался в прежнем положении. Обсуждаемая ситуация свидетельствует о целесообразности возвращения к его серьезному обсуждению, в том числе на законодательном уровне.
Полагаю, что в сложившейся ситуации нужно думать не о тех или иных «точечных» изменениях законодательства, а о возврате к обсуждению Государственной Думой РФ во втором чтении законопроекта о новой редакции Раздела II ГК РФ, посвященного вещному праву, а в случае его принятия – еще и о его обязательном судебном истолковании путем принятия нового Постановления Пленума Верховного Суда РФ взамен действующего (от 29 апреля 2010 г. № 10/22). В этом законопроекте решены практически все поставленные вами (и многие другие связанные с ними) вопросы.
7. Разумеется, требования об изъятии (конфискации или виндикации) недвижимости нельзя рассматривать в качестве требований о защите личных неимущественных прав (которые ст. 208 ГК РФ выведены из-под действия правил об исковой давности). Это требования чисто имущественного характера, основанные прежде всего на денежной оценке соответствующей недвижимой вещи, года как говоря строго формально, ст. 208 ГК РФ выводит из-под действия исковой давности «требования о защите личных неимущественных прав и других нематериальных благ». В гражданском праве личные неимущественные права по смыслу этих слов могут принадлежать только личности, т.е. частному лицу, а не государству (публично-правовому образованию), причем они основаны на юридическом равенстве, автономии воли и самостоятельности их субъектов (абз. 1 п. 1 ст. 2 ГК РФ), которые исключаются в их взаимоотношениях с публичной властью.
Если следовать логике заявивших такое требование органов прокуратуры, все (любые) гражданские правоотношения из имущественных превратятся в неимущественные, ибо использование любой вещи может преследовать неимущественные цели (жилье нужно для того, чтобы любоваться видом из окна, компьютер для написания стихов и писем и т.д.). Но если тот или иной предмет способен быть объектом гражданского оборота (отчуждаться, переходить по наследованию или в порядке частного правопреемства и т.п.), он является вещью в гражданско-правовом смысле, а отношения по владению, пользованию и распоряжению им следует считать не только им естественными, но и гражданско-правовыми.
Письменная позиция Е.А. Суханова
Источник: Ассоциация юристов России